Утром 31 мая (11 июня по н. ст.) Пушкин выехал из Таганрога с Раевскими и их прислугой. Генерал писал о новом этапе поездки в отпуск: «…Поутру рано отправился в Ростов, что прежде был предместьем крепости Святого Дмитрия». Путь на Ростов проходил по почтовому тракту. До станицы Самбекской ехали 17 верст, до Морско-Чулекской — 14, до Мокро-Чалтырской — 20 и от нее к Ростову еще 17 верст. Перед посещением края императором Александром I в 1818 г. Таганрогская дорога, как и другие, была приведена в порядок. В местах пересечения дороги балками, оврагами и реками были наведены и поправлены деревянные мосты, а поскольку леса вблизи не имелось, то деревья рядом с трактом посажены не были, и вдоль него стояли лишь верстовые столбы. В стороне и позади оставались дачи и хутора помещиков, служилых казаков или их вдов и казенных поселян. В двух верстах от второго участка дороги тянулся берег залива, называемого на картах XIX в. Азовским морем.
Два города разделяло расстояние в 68 верст, и к полудню путешественники достигли цели. На картах разных времен нанесено несколько дорог у крепостных форштадтов, которые стали называться Ростовом с 1806 г. Один из основных путей вел через Генеральную балку к домам жителей, другой — дальше к северным воротам крепости и в объезд ее, была дорога вне города и к западным воротам. Согласно плану А.И. Ригельмана, составленному в 1768 г., в Димитриевской крепости не было почтовой станции, и проезжающие военные оставляли лошадей в конюшнях и при казармах. По описаниям же Ростова 1801 и 1836 гг. и на плане 1811 г., утвержденном Александром I, в городе имелась одна почтовая контора. Поэтому для новых гостей наиболее вероятен обычный маршрут путешественников. Предъявив подорожные у въезда в город, они проехали улицами Доломановского и Солдатского форштадтов и направились к почтовой конторе, которую отделяло от западных ворот крепости расстояние в 1-1,5 версты. Здесь приезжие остановились для отдыха и обеда. Расположение почтовой конторы легко определяется по плану города 1811 г. Она находилась в третьем квартале от церкви Рождества Богородицы (сегодня место этой церкви занимает Собор), параллельном ей. Контора начинала ряд строений улицы, ныне носящей имя К.С. Станиславского, вместе ее пересечения с современным Ворошиловским проспектом. Подробно рассказывая о поездке, генерал Раевский писал старшей дочери: «Крепость сия есть то место, где 37 лет тому назад жил почти год с матушкой по той причине, что Лев Денисович, командовавший полком, ходил на Кубань под командой Суворова, а чтобы рассмешить тебя, мой друг, напомню песенку, мной сочиненную девице Пеленкиной и тебе известную, в которой я назвал ее Лизетой, потому что к ее имени, т.е. Алены, я рифмы приискать не мог. В первый раз, ехав на Кавказ, при жизни ее мужа, тому 25 лет, я у них обедал, нынче, узнав, поехал к ней, застал у них гостей; одна дочь замужем, другая же, 17 лет, в девицах и так хороша, как мало видел я хороших. Я посидел, посмеялись насчет ребяческих лет наших и… расстались без слез и сожаления». Из приведенной части письма следует, что в возрасте 12 лет (1783 год) Раевский прожил в крепости Святого Димитрия Ростовского почти год. Его отчим Л.Д. Давыдов был в подчинении у Суворова, возглавившего Кубанский корпус и жившего в крепости, которая была крупной тыловой базой. Эти сведения, не привлекавшие ранее внимание исследователей, объясняют многочисленные подробности о донской земле в письмах Раевского, точность и живость его наблюдений и суждений. Вот, к примеру, что писал генерал о степях, которые увидели путники, переправившиеся через Днепр: «За рекой мы углубились в степи, ровные, одинакие, без всякой перемены и предмета, на котором бы мог взор путешествующего остановиться; земли, способные к плодородию, но безводные и потому мало заселенные, они отличаются от тех, что мы с тобой видали, множеством травы, ковылем называемой, которую и скот пасущийся в пищу не употребляет, как будто бы почитает единственное их украшение. Надобно признаться, что при восходе или захождении солнца, когда смотришь на траву против оного, то представляется тебе чистого серебра волнующееся море». Путники остановились неподалеку от земляного вала и башен. Они принадлежали крепости Святого Димитрия Ростовского, которая входила в хорошо продуманную систему оборонительных сооружений. Днем ранее путешественники могли видеть Троицкую в Таганроге, в стороне и позади них остались Азовская в устье Дона, упраздненные Лютик и Донецкая на Мертвом Донце. Все эти крепости выполнили свою роль на разных этапах закрепления России на юге. Сведения о них были интересны не только Раевскому-младшему, но и Пушкину, многие друзья которого обучались в Лицее военным наукам и были выпущены офицерами. Генерал посетил знакомые ему места и в юности, побывав здесь в 1795 г. Города тогда еще не было, поэтому он и пишет о нем, как о прежнем предместье крепости. В свой новый приезд Раевский навещает некую Алену Пеленкину, которую знал скорее всего с детских лет. В ее доме, встреченный супругами, и отобедал 25 лет назад молодой офицер, ехавший к месту службы на Кавказ.
В Ростовском областном архиве нам удалось обнаружить документ, в котором упоминается имя плац-майора Пеленкина, очевидно, отца Алены. Документ, датированный 1786 г., представляет собой ордер обер-коменданта крепости Михайлы Машкова инженеру цейхвартеру Тетюпину. Командование крепости испытывало затруднения с расквартированием в наземных домах разных чинов гарнизонных и полевых полков. И когда столярный мастер Никифор Сутырин попросил освободить его от постоя кригцалмейстера князя Назарова, лакей которого нанес обиду мастеру и его жене, в просьбе отказали. Все квартиры были заняты, а Солдатский форштадт был удален от казенных домов крепости. Поэтому ограничились штрафом князю и обещанием решить вопрос по освобождении какого-либо дома. В разборе жалобы мастера Сутырина участвовал и плац-майор Пеленкин. Вполне вероятно, что к теме статьи имеют отношение следующие сведения. В последние годы XVIII — начале XIX вв. в Ростовской крепости служил оберпровиантмейстер Дмитрий Васильевич Змиев, который был женат на некой Елене Петровне. Змиев имел крупное землевладение в 40 км от Ростова на р. Кагальник. По соседству находилось имение провиантмейстера Якова Петровича Пеленкина (с. Платоно-Петровка — бывшее родовое поместье Пеленкиных). Я.П. Пеленкин тоже служил при крепости Димитрия Ростовского. После смерти Д.В. Змиева в 1809 г. он, согласно доверенности вдовы, занимался улаживанием дел по наследству. Поскольку участие в подобных делах принято было доверять ближайшим родственникам, есть основания полагать, что Елена Петровна доводилась Якову Петровичу сестрой, но тогда она и есть Алена Пеленкина. У Е.П. Змиевой было две дочери — Олимпиада и Ольга, и последней в 1820 г. было лет 15-17. Правда, по ревизским сказкам у Змиевых значится еще и сын Александр (ГАРО, ф. 229, оп. I доп., д. 59; ф. 376, оп. I, д. 167). Для окончательного решения вопроса о личности Алены Пеленкиной необходимы новые поиски в архивах (Прим. В.И.Литвиненко) Итак, семья заслуженного офицера, каким был Пеленкин, наделенный важными полномочиями, несомненно проживала в крепости. У вышедшей замуж знакомой генерала оставалось право на казенную квартиру или дом в крепости. Раевский пишет, что поехал к ней, значит, место ее жительства было удалено от почтовой конторы. Дома штаб и обер-офицеров находились (согласно плану Ригельмана) в районе современных улиц Московской и Садовой между улицей Соколова и переулком Крепостным, а также вокруг дома коменданта в районе пресечения современных улице Суворова и проспекта Кировского. Раевский навестил Пеленкину, вероятно, без детей и знакомых, так как прием большого количества неожиданных посетителей был бы обременителен для хозяйки, у которой к тому же оказалось много гостей. Он, конечно, мог взять с собой сына и его друга. Однако нельзя быть уверенными в том, что молодые люди сопровождали генерала по дороге к его знакомой, как и в том, что они осмотрели крепость. Но даже если спустя 3-4 часа, когда миновал зной, они только проехали по ее территории, продолжая путь через Нахичевань в Аксай, их впечатления не отличались от наблюдений тех, кто приезжал сюда в 1810-е гг. Раевский же помнил большую, хорошо оснащенную крепость, и его воспоминания о событиях прошлых лет возбуждали поэтическое воображение Пушкина. Но ожидания поэта не оправдались, и он не мог не быть разочарован. Вспомним, что такое же разочарование испытает герой исторической повести «Капитанская дочка». Гринев ехал служить в пограничный гарнизон и ожидал увидеть крепость внушительных размеров, с многочисленными оборонительными сооружениями. Описанная автором повести Белогорская и увиденная Пушкиным в 1820 г. Димитриевская крепости различны: вторая обширна, в ней каменные строения, мощная (более 200 орудий) артиллерия, большой (до 5 тысяч человек) гарнизон. Приостановив работу над произведением, Пушкин предпримет поездку в Оренбург, и его исторические исследования объясняют многие детали описания, несоотносимые с обликом Ростовской крепости. Белгородская кажется Гриневу деревушкой, ее улицы тесны и кривы, избы низки и покрыты соломою. Но писатель помнил и впечатления юных лет. Об этом сообщает запись в его черновике «Степная крепость». Она сделана в конце января 1833 г., когда до планов поездки в Оренбург был месяц, а до их реализации почти семь. Пушкин собирал материалы для «Истории Пугачева» и во время поездки увидел множество крепостей, а Нижне-Озерную, расположенную на крутом берегу Урала, он зарисовал. Но существенны и некоторые детали его повести, подтверждающие учитывание более ранних сведений. Гринев ожидает увидеть грозные бастионы, башни и вал и, въезжая в деревушку, замечает у ворот старую чугунную пушку. Наиболее же содержательна основная тема эпизода — несоответствие ожиданий восторженного молодого человека тому, что он видит в реальности. Таким образом, знания и впечатления Пушкина времени его приезда в Ростов с генералом Раевским, помнившим боевое и деятельное прошлое донских крепостей и особенно Димитриевской, где генерал мальчиком прожил почти год, оказали определенное влияние на воображение художника, умевшего сохранить свои впечатления, а затем извлечь из памяти то, что было необходимо ему для создания нового произведения. Во время путешествия с Раевскими Пушкин впервые увидел удаленную от центра провинциальную Россию. Ее облик, быт и нравы обитателей приграничных губерний видоизменяли представления о мире столичного жителя. Разномасштабность двух систем исторического бытия подчеркивалась Раевским-старшим, например, когда он предложил поэту прочесть стихи обывателям, приветствовавшим генерала: «Что они в них поймут?». Несовпадение масштабов не только определяло иногда вопиющую неправильность провинциального подхода к явлению, мельчавшему в широком неопределенном контексте, но и подсказывало возможность восстановления полноты смысла того или иного деяния, события, личности. Потому осмысление провинции связано для Пушкина с обретением живого и действенного историзма. Благодаря присутствию Раевского знакомство Пушкина с Доном было многообразным и полным: в путешествии формировался интерес поэта к темам, которые станут основными в его творчестве — военная история России, правление Петра и Екатерины II, история казачества, характеры Разина и Пугачева. И в многотрудном, штормовом историческом бытии будет искать свое предназначение молодой дворянин, человек с провинциальной, ничего не говорящей фамилией: Дубровский, Бурмин, Гринев. И не случайно все эти герои военные. Невольно вспоминается рассказ генерала Раевского о том, как ему было передано предложение императора принять графский титул. Николай Николаевич Раевский ответил знаменитыми словами девиза знатного рода Роганов «Roy ne puis, Duc ne daigne, Rogan suis» (королем быть не могу, герцогом не соизволяю, я — Роган). Поезда Пушкина по донскому краю в 1820 г. оказалась богата на впечатления. Генералу были доступны сведения о крестьянских волнениях в крае, которые, очевидно, были предметом разговоров за обедом у А.К. Денисова . На завоеванных Россией территориях появлялись помещичьи хозяйства, владельцами которых становились и казаки; они получали землю за военные заслуги. Навязываемые донцам экономические отношения в преддверии декабристского выступления воспринимались как архаичные и не случайно тема казачьего вольнолюбия становится одной из центральных в изысканиях Пушкина. Проехавших же по территории крепости путников, которые от ее восточных ворот вновь увидели разлившийся, сверкающий, великолепный Дон, ждали Нахичевань и Аксай, на следующий день Новочеркасск, а еще через день — Старочеркасск. Эти города и станицы, как и Ростов с расположенной вблизи него крепостью, одарят поэта новыми, во многом более яркими и столь же незабываемыми
